Нежданный звонок в дверь раздался в тишине. Это иду я, недостаточно знакомый тому, кого возжелал увидеть, в совершенно незнакомую мне квартиру. Иду не из праздного любопытства и не совсем по делу. Иду просто поговорить.
Дверь тихо отворилась. И женщина, открывшая её, нежно здоровается со мной и приглашает меня пройти. Я попадаю в узкий, уютный коридор, затем прохожу в комнату, большую и светлую. Оглядываю её. Зачем-то смотрю в потолок. И, не найдя в нём ничего интересного, обращаюсь к Виктору:
– Здравствуй!
– Привет! – звонкий, знакомый по телефонным разговорам голос раздался в ответ.
Тут я увидел Виктора. Увидел впервые. И все мои представления о нём вмиг растаяли, как дым. Виктор лежал на диване недвижимо, как будто всё его тело было сковано глубоким, крепким сном. Маленький, похожий на радостное облако, решившее передохнуть, Виктор смотрел на меня тихими, светлыми глазами, казалось, недостаточно проснувшимися от прекрасных грёз и фантазий.
– Как дела, здоровье? – спросил я, не теряя своего лёгкого настроения, однако ощущая при этом некую неловкость.
– Уж не знаю, что и лучше, – шутливо ответил Виктор. В это мгновение вошла женщина, мама Виктора, и попросила меня сесть. Я выбрал более скромное, но почему-то удобное сиденье.
– А про тебя говорят, – сказал Виктор, немало удивив меня сказанным.
– Кто?
– Приходил ко мне друг-корреспондент и сказал, что ты пишешь стихи.
– А ты картины! – выпалил я, и радостная улыбка озарила лица обоих. Тишина, таившаяся где-то в уголках незнакомого дома, на мгновение заполнила комнату. Я ощутил её нежное прикосновение, а вместе с ней и дух, царивший в этих стенах.
– А у тебя очень хорошая атмосфера, творческая, – заметил я.
– Чувствуется? – с особой радостью спросил Виктор. – Мне без неё никак.
– А как, как она рождается? – немножко неказисто спросил я.
– Так же, как и творчество, вместе с ним. Главное – человек. Главное, что он в себе несёт, чем полон его внутренний мир. И смотря на то, чем дышит душа человеческая, тем она и насыщает окружающее её пространство.
У меня есть свой мир, который родился сам собой под влиянием окружающей меня обстановки. И творческая атмосфера является сутью моего сказочного мира, который никогда не стоит на месте. Я постоянно совершенствую его: воображаю, фантазирую, придумываю что-то новенькое, проделываю большую внутреннюю работу. И это, как я считаю, не даёт мне стоять на месте. Мне нельзя стоять на месте; впрочем, как и любому другому человеку. Я работаю, работаю над своим внутренним миром и отдаю этому все свои силы, поскольку моё внешнее «строение» не оставило мне никаких шансов и возможности ухаживать за ним. Но это, как я понял, не повод для расстройства. Внешнее строение не выше внутренней сути человека, так же как процесс творчества не выше творческого духа. Ибо истинная жизнь рождается от духа… И человек наделён этим прекрасным качеством. И очень важно не потерять эту уникальную возможность, но развивать её. И если дух творчества будет кипеть в сердце человека, то пространству больше ничего не останется, как только вобрать его энергию в себя. Энергию, от которой даже тишина больше никогда не сможет внушать чувства одиночества, страха и беспомощности, она будет даже способствовать к созиданию, к действию.
То, что я услышал, немножко ошарашило меня. Я даже забыл, зачем я пришёл. Масса вопросов скопилось в моём сознании, образовав в голове подобие очереди.
– Значит, важен дух, а не процесс творчества? – решил уточнить я.
– Суди сам. Творчество бывает с налётом ремесла, когда человек просто творит, не пытаясь вложить самого себя, вложить тепло и свет своей души. А дух творчества – это то, что живёт, горит, обжигает; это то, что помогает жить самому творцу и тем, для кого он творит. Это живительная влага, утоляющая жажду бытия!
– Которую ещё нужно научиться пить, – с некоторой печалью добавил я.
– Да, конечно. Учиться не только пить, но и источать эту живительную влагу непременно! Учиться вкладывать своё сердце, всю свою душу в каждое своё творение! Чтобы влага твоей души могла утолить жаждущих. А жаждущих всегда много.
– Жаждущих красоты?
– Не только... Понимаешь, есть очень важный момент. К сожалению, существуют произведения, созданные далеко не от сердца, не от порыва прекрасных нахлынувших чувств. Бывает так, что художника коснётся прекрасная искорка вдохновения, и он возжелает взять в руки кисть и приступит к работе. Но что может сделать одна искорка, если в душе творца не возгорится прекрасный огонь? Да, работа может получиться красивой и правильной технически. Но она не понесёт в себе главного – в ней не будет духа, духа творившего её!
– Дух да дух, всё дух у тебя. Ты верующий?
– Да, конечно.
– Я тоже.
Мы улыбнулись. Получилось несколько забавно. И обстановка стала ещё прекрасней.
– Был у меня замечательный случай, – начал рассказывать Виктор, продолжая начатую тему. – Одна моя знакомая девушка, глубоко занимающаяся наукой, изотерикой, философией, Агни-Йогой и, может быть, ещё чем-то подобным, придя ко мне домой, стала просматривать мои работы. Перебирая рисунки и рассматривая их, она на какие-то из них реагировала особенно бурно. Позже она поделилась своими впечатлениями. А я для себя заметил, что как раз те работы, которые вызвали у неё особый эмоциональный отклик, были написаны мной в момент сильного вдохновения, переживания, и я стремился отдать все силы для того, чтобы вложить своё внутреннее состояние в эти картины.
– Девушка... – тихо произнёс я, как будто запомнил только это... Потом, немного погодя, вспомнив несколько картин Виктора, я поинтересовался:
– Ты много рисуешь девушек. Почему?
– А как же их не рисовать?..
– Да! – с удовольствием согласился я. – И всё-таки?
– Девушка ассоциируется у меня с прекрасным цветком. Девушка создана, чтобы любоваться ею. Она, сама того не ведая, является источником красоты, доброты и нежности. И она всегда им будет. И, конечно, невозможно не восхищаться этим удивительно нежным созданием. И какую бы внешность не имела женщина, она неизменно оставит свой след в душе творческого человека… Видимо, поэтому я так часто обращаюсь к образу женщины.
– А откуда ты берёшь эти чудные образы?
– А это моя тайна, – с некоторой хитростью ответил Виктор.
– Тайна? Тайны нужно раскрывать!
– В каждой женщине есть своя тайна, которую раскрывать совсем ни к чему.
– У-ууу! – загудел я, приветствуя ответ своего друга. Затем сказал более серьезно:
– А я вот долго размышлял… знаешь над чем?
– Над чем?
– Вглядываясь в лица твоих прекрасных дам, у меня возникал вопрос: а какой же они национальности? Но сколько бы я не размышлял, я не мог найти ответа. Уж больно они у тебя неземные какие-то, нереальные.
– Что ж, может быть, и так. Ведь в моём воображении женщина всегда фантастична. Я её представляю такой, какой хочу видеть. Наверно, поэтому в моих картинах женщина не похожа на реальную. В моём рисунке образ женщины всегда несколько сказочный, фантастичный даже, таящий в себе некую загадку, и в то же время несущий свет и радость, которую я хочу донести до каждого, чтобы каждый увидел и почувствовал всю прелесть и нежность женского образа.
– А как ты думаешь, существуют ли подобные женщины в реальности?
– Да, конечно.
– Такие же сказочные и волшебные?
– Да.
– Хотел бы я такую встретить.
– Стань таким же, и встретишь, – улыбнулся Виктор и добавил: – Не бойся быть простым и наивным. Гляди на мир детскими глазами, и тогда сказка не пройдёт мимо тебя – ты её увидишь.
– Так же, как её увидел ты?
– Нет. Увы, я большей частью философ. И это мне сильно мешает. Мешает увидеть сказку в реальности, в обстановке, которая меня окружает, сделать так, чтобы всё ожило, заговорило в моей комнате. И чтобы окунуться в сказку, я улетаю туда, где кончается всякая философия и начинается мечта, чистая, воздушная мечта, исходящая из глубины моей души.
– Сказка живёт у каждого в душе.
– А должна жить и в реальности…
– Да, конечно. Только как это сделать?
– Её нужно воплотить, – сказал Виктор, отчего у меня родился большой вопрос, естественный и банальный. Вопрос, который многие люди задавали себе и пытались его разрешить по-своему. Сколько было сделано попыток в истории человечества, чтобы сказку сделать былью. И всё тщетно. Как ни старался, как ни мечтал человек, но прекрасная, чудная сказка никак не входила в его быт, в его реальность. А в последние дни она и вовсе отдалилась настолько, что современный человек потерял к ней всякий интерес, покрыв её сущность толстым слоем иронии и вымысла...
– Андрей, ты не будешь возражать, если я порисую?
– Конечно, нет. Я буду даже рад такому ходу событий.
Вскоре с помощью мамы, Фаины Анатольевны, Виктор переселился в кресло. Усадив Виктора поудобнее, мама принесла ему флакон с тушью и планшет с начатым рисунком. Взяв с планшета чертёжное пёрышко, Виктор при помощи рта обмакнул его в туш. Затем, взяв перо в правую руку, начал с особой напряжённостью и сосредоточенностью ставить маленькие точки на едва заметном контуре будущего рисунка. Постепенно точки стали искусно заполнять определённый участок белого листа. Чувствовалось напряжение и огромный физический труд. Рука, как непослушный ребёнок, с трудом выполняла необходимые движения, и вся работа требовала особых усилий. Но несмотря на это, крохотные точки продолжали рождаться под умелым пером Виктора. Радостный огонёк вспыхнул в глазах его. «Может быть, именно так и воплощаются сказки!» – мелькнуло у меня в голове. И я стал с ещё большим интересом наблюдать за его работой.
– Вот так я и работаю, – с улыбкой сказал Виктор, заметив, что я внимательно слежу за его действиями. – Эта работа приносит мне массу удовольствий.
– И, видимо, успехов?
– Смотря что считать успехом.
– А что для тебя успех?
– Для меня успех – это когда кто-то интересуется моим творчеством, начинает думать и сопереживать, глядя на мой рисунок. Пока существует интерес к моему творчеству, есть стимул и, соответственно, есть успех.
– А как часто интересуются твоим творчеством?
– Есть возможность видеть мои работы каждый день. И многие мои друзья и знакомые знают об этом: приходят ко мне домой по своему желанию и вновь просматривают полюбившиеся им картины и знакомятся с новыми.
Виктор вытер кончик пера маленькой тряпочкой и, вновь мокнув её в туш, продолжил рисовать. Жажда творить и целеустремленность вновь охватили им. И преграды и трудности, казавшиеся непреодолимыми со стороны, устранялись каким-то трудноуловимым способом, быстро и искусно.
«Ах, если бы я так же использовал свои возможности…» – подумал про себя я, увлечённо глядя на творящего красоту. «О, как велико желание творить! И как же велик сам человек, несмотря на всю свою немощь!» – восклицал про себя я. И тут я неожиданно понял одну гениальную вещь. Точнее, не понял, а увидел. Я увидел, как простой, обыкновенный человек, в будничном понимании этого слова, превратился в прекрасное, великое существо, созданное Великим Творцом!
– Что? – спросил Виктор, как будто услышав мои мысли.
Я чуть растерялся, и на ходу вспомнил вопрос, который хотел задать ещё вначале беседы:
– Я хотел спросить, а как ты начал рисовать?
– Потихоньку, – начал рассказывать Виктор, не отрываясь от работы. – Ещё когда я учился в школе, учитель рисования отмечал моё стремление и умение рисовать. Помимо школьной программы, я рисовал в свободное время. Чисто для себя. Учитель давал мне много новых знаний, и это мне было интересно. Постепенно я узнавал о законах композиции, перспективе и светотени. Потом, после окончания школы, я остался не у дел. Для меня наступил период поиска. Я стал много читать, познавать философию, искусство и различные религии. А однажды увлёкся разгадыванием кроссвордов. Это занятие мне настолько понравилось, что я стал не только разгадывать их, но и составлять сам. При этом нужно было уметь не только составить кроссворд, но ещё и правильно и чётко начертить кроссвордную сетку. Отдав этому два года, я приобрёл первые навыки работы с пером и тушью.
– А потом?
– А потом я познакомился с Александром Насекиным. По телефону. И из первого нашего разговора выяснилось, что у нас много общего. И не только диагноз, но и стремление творить, что крепко сблизило нас. Александр уже тогда имел достаточный опыт как художник и был известен не только в Чувашии, но и за её пределами. Мы стали часто звонить друг другу. И это общение было полезным и ценным для меня. Разговаривая на различные темы, а главным образом об изобразительном искусстве, я получал помимо знаний и наставлений огромный приток вдохновения и желания творить что-то новое и прекрасное. Это был тот новый духовный мир, которого мне раньше не хватало.
– А что значило для тебя рисовать тогда, что – сейчас?
– Раньше я рисовал время от времени и большей частью для удовлетворения своего детского желания. Я был свободен от правил и законов изобразительного искусства, рисовал легко и непринуждённо, опираясь лишь на свою интуицию. Сейчас я рисую более осознанно и в рамках общепринятых законов. И сейчас для меня рисовать – значит реализовывать себя и выражать своё понимание мира.
– А что важнее: детская свобода или рамки законов?
– Необходимо найти золотую середину между тем и другим. И в этом заключается моя цель и основная задача.
Слушая ответы Виктора, я тихонько осматривал комнату. Увидев полку с книгами, я спросил:
– Что ты читаешь?
– Раньше, когда ещё учился, я больше читал рассказы, повести, далеко уходя за рамки школьной программы. Потом я увлёкся романами. А в последние годы читаю больше поэзию. И вот буквально месяц назад мне из библиотеки по моей просьбе принесли стихи японского поэта Исекава Такубоку и сборник стихов Пушкина. Японские пятистишья – танка, как их ещё называют – мне так понравились, что у меня родились три картины-иллюстрации к прочитанным стихам.
– А от Пушкина у тебя ничего не родилось?
– Ты знаешь, почему-то нет.
«Странно», – подумал про себя я и задал ещё такой вопрос:
– Твои любимые художники?
– Вообще я воспитан на картинах Шишкина, на его творчестве. Люблю Репина, Левитана. В своё время изучал творчество Рембрандта. Очень нравится немецкий художник Дюрер.
– А кого бы ты отметил, кто рисует в том же стиле, что и ты?
– Прежде всего, конечно, Александра Насекина. Это он открыл для меня пуантилизм. И оказалось, что в этом стиле рисуют очень немногие. Мне пока не встречались современные художники, кто бы использовал эту довольно кропотливую, на мой взгляд, технику. Может, это оттого, что я лишён возможности посещать выставки и знакомиться с новыми работами. И до сего момента я знаю лишь одного художника-классика пуантилиста. Это средневековый итальянский художник Сёра.
– А что собой представляет пуантилизм? Каковы его особенности и отличия?
– Пуантилизм – это техника исполнения точками и мелкими штрихами. Она трудоёмка и требует усидчивости и большого терпения. Но в этом её прелесть. Ведь каждая маленькая точка согревается теплом художника, содержит его энергетику. Миллионы крохотных точек и маленьких штрихов создают определённую атмосферу, ауру картины. Я всегда помню об этом. Приступая к работе, я прошу благословление у Бога, дабы очиститься от тёмных сил и мыслей и передать будущему рисунку всё самое светлое, что есть в моём сердце.
– А в какое время ты обычно работаешь?
– Обычно я рисую с двенадцати до пяти часов дня, так как в это время меня есть кому посадить и подать всё необходимое.
– А что обычно ты делаешь после этого, вечером?
– А вечером я лежу и мечтаю, продумываю сюжеты будущих картин.
– До скольки?
– Бесконечно!
Время куда-то торопилось. Солнечные лучи потихоньку слабели, оставляя пространство приближающимся сумеркам. Наша тихая, спокойная речь продолжала звучать ещё некоторое время. А потом наступил миг расставания с обоюдными улыбками, пожеланиями и надеждой о новой встрече. Мама Виктора проводила меня. Я шагнул из одной бесконечности в другую, где ощущение радости за Виктора наполняло сердце долгое время. Радость за его достижения – работу, слова, мысли, атмосферу. И лишь чувство того, что я, быть может, что-то упустил, не увидел, общаясь с Виктором, немножко печалило меня. Но разве можно узнать о человеке всё так быстро, за один вечер? Для этого нужно чаще встречаться. А значит, впереди ещё будут много встреч и приятных минут общения. А пока… добрых минут творения тебе, Виктор! Мира тебе и счастья, о человек, творящий красоту!
